Сказание о Хочбаре, уздене из аула Гидатль, о Кази-кумухском хане, о Хунзахском нуцале и его дочери Саадат

Все веселились бы и пели
В застолье общем до утра,
Потом гостей бы проводили,
Им пожелав в пути добра.


Иль путь другой: я клятвой полной
Пред вами всеми поклянусь,
Что я, как только долг исполню,
Сюда немедленно вернусь.


Тогда схвачусь я с этим юным,
Но благороднейшим бойцом.
Пусть я его не переплюнул,
Но встанем мы к лицу лицом.


Тут зашумели, завопили,
Заулюлюкали: – Ату! –
Уже и бурку расстелили
Средь годекана на виду.


Тут быть рукам сильней железа,
Пусть пар пойдет от потных спин.
Хоть ты умри, хоть будь изрезан,
За бурку шагу не ступи!


Будь ты медведь, иль будь ты юрким,
Ступил за бурку – проиграл.
И вот они подходят к бурке,
В ладони каждый поплевал.


Чуть-чуть согнулись корпусами,
Друг против друга топчут круг.
Пока борьба идет глазами,
Еще не протянули рук.


Потом сцепились. Вот разведка
Пошла по шеям, по плечам.
Башку к башке прижали крепко,
Как подобает силачам.


Все глубже дышат. Хрипы, стоны
На расстоянии слышны.
Их ноги прочны, как колонны,
И нервы их напряжены.


Но вдруг – бросок, клубок, удары
О бурку двух могучих тел.
Сын хана, поднятый Хочбаром,
Плашмя на землю полетел.


На крышах шум. Довольны боем.
Но закричал в испуге хан:
– Убьет наследника разбойник!
Задушит мальчика, шайтан!


Но приподнял Хочбар легонько,
Затем спокойно завернул
И хану сына, как ребенка,
В косматой бурке протянул.


– Кричать не надо, хан, не надо.
Я пожалел ведь сосунка.
Свое возлюбленное чадо
Бери. Живой еще пока.


Быть может, станешь ты добрее,
Увидев, как окончен спор… –
Но сын вскочил: – Кинжал скорее!
Позор! Кинжалом смыть позор!

XI

И вот бойцы на бурке снова.
Остры и, как мечи, длинны,
Теперь кинжалы скажут слово.
Они уже обнажены.


Юнец взмахнул, но как клещами
Усатый воин руку сжал.
Раскрылись пальцы словно сами.
К ногам бойца упал кинжал.


Рыдайте, мать и все родные,
Хочбар готов вонзить клинок...
Но тотчас женщина меж ними
Свой черный бросила платок.