На женщин вы подняли сабли.
Ведь я один мужчина здесь.
Где ваш аул? Где ваши сакли?
Где ваша совесть, гордость, честь?
Я не скажу ни слова больше.
Не бабы мы вступаться в спор.
Ведите к хану. Там продолжим,
Пока не кончим, разговор.
Приветить нас – пусть хан не тужит –
Ему не будет тяжело.
Не будет будущее хуже
Того, что было и прошло.
VIII
Все вести, черные и злые,
Похоронить бы навсегда,
Одну беду едва осилим –
Крадется новая беда.
Вестям и слухам потакая,
Беды и горя не избыть.
Но вот приходит весть такая,
Что заставляет все забыть.
Так наводненье затопляет,
Так засыпает все обвал,
Так с неба тучки прогоняет
Тяжелый ураганный вал.
Во всех аулах вдруг узнали
Стократ, как эхо, повторяя:
В плену Хочбар, сидит в подвале,
В конюшне конь богатыря.
Черкеска витязя и бурка,
Столь знаменитые везде,
Как от овец убитых шкуры,
Висят уныло на гвозде.
Служанки на резном балконе
Сидят и плачут, как одна.
Их госпожа, о горе, горе,
Куда-то в дом уведена.
В темнице лань холмов альпийских,
Не преступая за порог,
Сын хана бродит, чуя близко
Нежданный лакомый кусок.
И выбирает лишь минуту,
Но не пришла еще пора.
А между тем Хочбар, опутан,
Лежит средь ханского двора.
Лихой абрек лежит в неволе
У всех кумухцев на виду,
Как сноп ржаной, забытый в поле,
Когда уж сложили скирду.
Крепка веревка, держит туго
Хочбар открыл свои глаза:
– Скажи мне, хан Кази-Кумуха,
Ты для чего меня связал?
Хан
Таков, Хочбар, у нас обычай,
Тебе отвечу, не солгу:
Когда разбойник стал добычей,
Его – веревками к столбу.
Да и петля уже готова,
Наутро вздернем на столбе.
Теперь какое скажешь слово?
Готовы мы внимать тебе.
Xочбар
Твои веревки, правда, крепки,
Но я тебе отвечу, хан,
Чтоб голос вольного абрека
Услышал целый Дагестан.