Сказание о Хочбаре, уздене из аула Гидатль, о Кази-кумухском хане, о Хунзахском нуцале и его дочери Саадат

Мое условие сегодня.
И вот тебе моя рука,
Чтоб был аул Гидатль свободным
С минуты этой – на века.


А провожатых мне не надо.
Совсем один поеду я.
Дороже целого отряда
Мне сабля острая моя.


К тому же скрипка, конь и бурка
Всегда со мной, чтоб знали вы.
Да и папаху я как будто
Ношу не с чьей-то головы.


Во мне не мог ты обмануться,
Плохих вестей, Нуцал, не жди.
Не дам к невесте прикоснуться
Я даже ветру на пути.


Пять дней прошу я только сроку.
Уеду завтра на заре.
Два дня истрачу на дорогу,
Три проведу в самой Шуре.


Там на ковре цветном, кумыкском
Оставлю деву наших гор.
Не выдаст конь в пути неблизком,
Меня примчит к тебе во двор.


На пятый день, тебя завидя,
Он остановится, заржав.
И ты, Нуцал, навстречу выйдя,
Поймешь, что слово я сдержал.


Повадки рек и гор известны,
Тропинки все знакомы мне.
И люди знают повсеместно,
Что значит горец наконец,


Что значит в схватках опаленный
Хочбар с решимостью своей,
Врагов я знаю поименно,
Но знаю также и друзей.


Мне дорога земля родная,
Дороже всех прекрасных стран.
Но и меня, как сына, знает
Седой и гордый Дагестан.

VII

Прости, отец и мать родная,
Не избежать своей судьбы.
Зурна с утра не то рыдает,
Не то исполнена мольбы.


Уж сундуки несут в подарок,
Уже на крышах весь народ.
И белоснежный конь Хочбара
Уже оседлан у ворот.


Копытом бьет, ушами водит.
А во дворце и плач и стон.
Невесту под руки выводят,
Сажают в мягкий фаэтон.


Чадра опущена надежно,
Не видно глаз, не видно слез.
Простите, горы, если можно,
Скорее трогайте обоз!


– Вы меня извините,
Удальцы-земляки.
Больше вы не звените
Под скалой, родники.


Плачьте, горные цепи,
Белоглавый Кавказ,
На равнинные степи
Променяла я вас.


Уезжаю, подружки,
Песен больше не петь.
Буду плакать в подушки
Да неволю терпеть.