Движутся фаэтоны, мчатся в темные дали.
Вот уж вдали виднеется сама Темир-Хан-Шура.
Тут Шамхаловы всадники путников увидали,
Торжественно их встречают, громко кричат «ура!».
Выстрелы, шум и крики, словно никто не верит,
Что богатырь невесту целой сюда привез.
Плещется синий Каспий, волны бегут на берег.
Брызжутся синей солью, что солонее слез.
Бьют барабаны, бубны. Девы поют и пляшут.
Люди сидят на крышах, там не смолкает смех.
Девы в Шуре прекрасны, и все же невеста краше,
И все же она милее, но и печальней всех.
Взгляда поднять не хочет, есть ничего не хочет.
С утра и до вечера свадьба, с ночи и до утра.
Люди поют и пляшут ровно три дня и три ночи,
Шумно гуляет свадьба, не спит Темир-Хан-Шура.
Всадники лихо скачут. Гулко стучат подковы.
Все еще едут гости, много еще гонцов.
Шапками машут «Здравствуйте!», «Приветствуем!», «Будьте здоровы!»,
«Слава!», «Салам алейкум», – слышно со всех концов.
Гости с коней слезают, прямо за стол с дороги,
Сто лет Шура не видала столько больших гостей.
Мясо дымится в блюдах, ходят по кругу роги
За жениха, за невесту, за будущих их детей!
Свежуют бараньи туши, горят огни под котлами,
Мясо едят руками, не тратя излишних слов.
Белее горного снега и облаков над горами
В блюдах гостям разносят белый и жирный плов.
Охотники поспешают, неся на плечах добычу.
Певцы на ходу расчехляют чунгуры, сазы, зурны.
В шалях несут подарки, как повелел обычай.
«Дерхат», «сахли» и «савбол» за каждым столом слышны.
Словно белые птицы, кружатся в танце девы,
Словно черные вороны, вьются вкруг них удальцы.
В бок рукой упираясь, другую поднявши к небу,
Кинжал зубами сжимая, топорщат они усы.
Если же в круг выходит старец седой и белый,
Все ударяют в ладоши, ему отдавая почет.
Из боевых пистолетов вверх палят то и дело,
А музыка-лиходейка течет, течет и течет.
Играют зурны и сазы. Но этого людям мало.
Свистят залихватски в пальцы нежной музыке в лад.
Бьют по пяти барабанам палочки из сандала,
Но этого людям мало, они по столам стучат.
Танцует жених с невестой на белой шелковой шали.
Золото и бумажки под ноги им летят.
Червонцев, туманов, рупий вдоволь им набросали,
В зеленых хрустких бумажках туфельки шелестят.
Деньги летят как дождик, но люди Шамхала зорко
Их на лету считают, копейка не пропадет.
Пляшет по ним невеста, думает горько-горько:
«Интересно бы знать, за сколько отец меня продает».
Все учтены копейки, все учтены подарки
На звонкий денежный дождик рассыпалась жизнь Саадат,
Танцует невеста нежно, танцует невеста жарко,
Но незаметно в сторону бросает ищущий взгляд.
Где же тот лучший горец, который сквозь все преграды
Провез такое сокровище и другому его отдал?
Сидит на почетном месте, с ним там пируют рядом
Шейхи, паши, генералы, ханы и сам Шамхал.
Смотрят они на танцы и поглощают пищу,
Дружно сидят с Шамхалом, словно бы кунаки.
Эти глядят надменно, эти сидят напыщенно
Важно князья улыбаются и лебезят князьки.
А гидатлинский витязь, телом он здесь пирует,
Но сердцем в родном ауле, зажатом в теснине гор.
Видит чужие лица, слышит он речь чужую,
Еда для него безвкусна, тягостен разговор.