"Мулатка"

МАМА

По-русски «мама», по-грузински «нана»,
А по-аварски – ласково «баба».
Из тысяч слов земли и океана
У этого – особая судьба.

Став первым словом в год наш колыбельный,
Оно порой входило в дымный круг
И на устах солдата в час смертельный
Последним зовом становилось вдруг.

На это слово не ложатся тени,
И в тишине, наверно, потому
Слова другие, преклонив колени,
Желают исповедаться ему.

Родник, услугу оказав кувшину,
Лепечет это слово оттого,
Что вспоминает горную вершину –
Она прослыла матерью его.

И молния прорежет тучу снова,
И я услышу, за дождем следя,
Как, впитываясь в землю, это слово
Вызванивают капельки дождя.

Тайком вздохну, о чем-нибудь горюя,
И, скрыв слезу при ясном свете дня:
«Не беспокойся, – маме говорю я, –
Все хорошо, родная, у меня».

Тревожится за сына постоянно,
Святой любви великая раба.
По-русски «мама», по-грузински «нана»
И по-аварски – ласково «баба».

* * *

Взглянув на круг гончарный в глине,
Советчики, умерьте прыть.
Где ставить ручку на кувшине,
Не надо мастера учить.

Мы стихотворцы, не начхозы,
Нас ждет успех иль неуспех,
Но не планируются слезы,
И не планируется смех.

Оценку дню, что поднял веки,
Давать заране мудрено.
Что скажет мне о человеке
Рукопожатие одно?

Хоть жил с годами стремя в стремя,
Я, слыша их призывный рог,
Понять родившее нас время
Не до конца порою мог.

И рвал стихи свои, бывало,
И думал: «Честь не проворонь!»
И просветленье наступало
От строчек, брошенных в огонь.

Хотел бы жизни всей постичь я
Загадочный и грозный ход,
Души паденье и величье
И помыслов круговорот.

И тихое, как зов больного,
И громкое, как буйность рек,
Горами вверенное слово
Я на сердца веду в избег.