Переводы Марины Ахмедовой-Колюбакиной

Друзья мои старые, я не хочу
Поверить в безумие ваше…
Ведь если и я, оробев, промолчу,
Никто больше правда не скажет.

Когда вы в атаку по тонкому льду
Бежали, звеня орденами,
И в смертном бреду,
И в кровавом поту
Не их ли клялись именами?

А где-то в тылу на работе мужской
Они без упреков и жалоб
От доли лихой, от могилы сырой
Хранили ребят ваших малых.

Когда же стихи тяжких лет фронтовых
Вам добрую славу снискали,
Вы вдруг позабыли тех женщин седых,
Что в юности вас вдохновляли.

Опасен успех, как лавина в горах,
Заманчивы юные лица…
Они отражаются в ваших глазах,
Мелькают на ваших страницах.

И вот уже снежный предательский ком
Несется по склону с разбега,
Сметая и память, и совесть, и дом —
Лишь стекла торчат из-под снега.

Разбился навек драгоценный сосуд,
Лет сорок не знавший угрозы.
И только по темным морщинам текут
Скупые холодные слезы…

Пусть муза устала и стала больной,
Но вспомните — в простеньком ситце
Она прибегала полночной порой,
Бесшумно листая страницы.

То ярко сияла, как будто звезда.
То робко, как свечка, светила.
В чернильницах ваших при ней никогда
Не пересыхали чернила.

А новая вихрем джинсовым влетит,
Наделает шума и гама.
Неоновым светом стихи озарит,
Слепящим, как эпиталама.

Друзья мои старые, я не хочу
Поверить в безумие ваше…
Ведь, если и я, оробев, промолчу,
Никто больше правды не скажет.

Вы губы кривите и морщите лбы —
Мол, в дело чужое не суйся.
Мол, это не прихоть,
А выбор судьбы,
Что чувства, как карты, тасует.

Мол, вещи и деньги, квартиру и сад
Мы бывшим оставили честно…
А кто и насколько во всем виноват
Теперь разбирать неуместно.

… Ах, как вы гордитесь своей прямотой,
Своим благородством упрямым.
Спешите в театр с красивой женой,
Как будто с ходячей рекламой.

Но те, кого вы не водили туда,
Вас не осуждают, ей-богу.
Хоть вы и сбежали трусливо, когда
Зима подступила к порогу.

Живут себе тихо, а не напоказ,
Предчувствием тягостным мучась:
А что, коль нежданно-негаданно вас
Постигнет такая же участь?

Друзья мои старые, я не хочу
Поверить в безумие ваше…
Ведь если и я, оробев, промолчу,
Никто больше правды не скажет.