Пускай океан бороздят корабли,
Пусть птицы вернутся когда-нибудь с юга.
И здесь, далеко от родимой земли,
Влюбленные руки протянут друг другу.
Пускай журавли закурлычут весной
И зазеленеет опять Фудзияма…
Пусть все это сбудется с вами, со мной,
С моею, в ауле оставшейся, мамой.
Пусть те, кому двадцать сегодня всего,
Увидят начало грядущего века,
Который не так уж от них далеко,
Хватило бы только им сил для разбега.
О, двадцатилетие — праздник любви,
Непоколебимых надежды и веры!
Пускай твоя страсть не остынет в крови,
Не зная ни в чем ни расчета, ни меры.
В далекой Японии в зимнем саду,
Что был, как январское утро, прекрасным,
Я видел, как сон наяву, как мечту.
Всеобщего двадцатилетия праздник.
II
Вновь город укрыла полночная тьма,
Вернулся в гостиницу я неохотно,
И юности праздник, сводящий с ума,
Остался, как прошлое, за поворотом.
Сосед мой по номеру хмур был, как ночь,
Он мерил шагами квадратные метры…
Не ведая, как ему можно помочь,
Я кресло подвинул к нему незаметно.
— Присядь же, приятель, в ногах правды нет.
Хоть, может быть, и не мое это дело,
Но чем же ты так опечален сосед,
Что кажется черным тебе свет наш белый?
И острое слово его, как игла,
Вошла прямо в сердце мне невыносимо:
— Сегодня счет с юною жизнью свела
Японская девушка из Хиросимы…
Ей было лишь двадцать… Но, Боже мой, как
В тот день, когда юность страны ликовала
Решилась она на трагический шаг?..
Неужто ей мать ее не помешала?
— Она сирота, — обречено сказал
Товарищ мой и закурил сигарету…
Ладонью он влажные вытер глаза
И повесть продолжил печальную эту.
— Представь себе: лето — вокруг благодать,
Жара августовская невыносима,
И нянчится двадцатилетняя мать
С младенцем в одном из домов Хиросимы.
Чудесной девчушке и годика нет…
Под вишнею мама ее укачала
И в дом возвратилась готовить обед…
Ах, если бы это начать все сначала!
Но прошлое не возвратить никому,
Лишь память одна туда знает дорогу.
Лежит городок в предрассветном дыму
Так тихо, как будто он молится Богу.
А там наверху, в ледяной вышине,
Уже равномерно рокочут моторы
И бомба, застывшая, словно во сне,
На мирную землю обрушится скоро.
Мгновенье… И палец на кнопку нажал…
Младенец лежит в колыбели под вишней,
А сверху летит смертоносный металл,
Что не остановит уже и Всевышний.
И гриб, разрастаясь у всех на глазах,
Как чудище, мир растерзал кровожадно…
И замерло время на мертвых часах,
Которым уже ничего здесь не жалко.