Да помоги им бог!
А я гордиться
Таким вниманьем пристальным могу.
Мне издавна незримая граница
На каждом открывается шагу.
Не вдоль отдельной речки иль поляны
Идет ее суровая черта,
Где смотрят в души, а не в чемоданы,
Читают мысли, а не паспорта.
Она врасплох двуликого застала,
Два мненья разделила за столом.
И неподкупной совести застава
Стоит на ней между добром и злом.
К подножью гор упали две шинели,
Мне Лермонтов с Мартыновым видны,
Барьерною границею дуэли
Пред вечностью они разделены.
И чаянья бездарности сгорели,
Рубеж – как неприступный перевал.
Вот чокается с Моцартом Сальери,
Но не звенит завистника бокал.
Людского духа беспокойны царства,
И сколько их к согласью ни зови,
Живучий Яго – подданный коварства –
Не превратится в рыцаря любви.
Но, правда, в жизни случаи бывали:
Все за собой сжигая корабли,
Те к радости моей, а те к печали
Границу роковую перешли.
Не склонна совесть ни к каким уступкам,
И, находясь в дозорной вышине,
Она определяет по поступкам,
Кто на какой сегодня стороне.
* * *
Покарай меня, край мой нагорный,
За измену твоей высоте.
Верил я в чей-то вымысел вздорный
И разменивал жизнь в суете.
И, кидаясь в никчемные споры,
У отцов словоблудья в чести,
Забывал, что походят на горы
Те, кого и годам не снести.
Лег на совести отблеск заката
За поступок, что был не к лицу:
Разыграв из себя дипломата,
Подал руку я раз подлецу.
Словно с горским обычаем в ссоре,
В дни иные, ленивцу под стать,
Умудрялся я ранние зори
В сновидениях поздних встречать.
Острожным бывал и несмелым.
Обрывал не по воле строку.
И пришлось на меня виноделам
Поработать на этом веку.
Как в преддверии праздника снова
Мальчик сладостной ждет пахлавы,
Так, сластена печатного слова,
Вожделенно я ждал похвалы.