Переводы Марины Ахмедовой-Колюбакиной

Еще я так похож на старика,
Которого в Сибирь сослать забыли,
Когда народ его в товарняках,
Как будто в братской погребли могиле.

Как тот изгой у жизни на краю,
Устав и от забвенья, и от славы,
Я в полном одиночестве стою,
Не глядя ни налево, ни направо.

И заполночь, хмельного перебрав,
Что не спасает от сердечной боли,
Я у стола, как будто у костра,
Сижу наедине с самим собою.

В судьбе, где победить должно добро,
Дописана последняя страница.
Ниспосланное свыше мне перо,
Когда-нибудь должно остановиться.

Один я, как мюрид на Ахульго,
Что замерло в объятьях звездной ночи.
Вокруг враги, и больше никого…
Лишь горная Койсу внизу грохочет.

Но сразу отступает смутный страх
Пред жизнью ускользающей и тленной.
Я вовсе не один — со мной Аллах
В безмерном одиночестве вселенной.

ОРЛЫ В ГУНИБЕ

Здесь белая береза, гостья с севера,
И серебристый тополь коренной
У валуна щербатого и серого
Сплелись навек корнями под землей.

Не разорвать объятье это, где уж там!..
Средь хаоса насупившихся гор
Изгиб скалы, подобный спящей девушке,
Невольно завораживает взор.

Здесь, где над голубыми перевалами
Летят, как птичьи стаи, облака,
Остались навсегда лежать под скалами
Солдаты Апшеронского полка.

И перед боем помолившись наскоро
И выдохнув, как клятву, «Бисмилля!..» —
Здесь полегли под ярым русским натиском
Последние мюриды Шамиля.

Хотя могил и тех и этих поровну,
Меж ними отчужденья полоса.
… А некогда одни и те же вороны
Клевали их застывшие глаза.

И можно до сих пор, как эхо слабое,
Расслышать в гулком говоре реки,
Как громыхают ружья православные,
Как бьются мусульманские клинки.

И разглядеть за тем стволом березовым
Сардара в позолоте эполет —
На сером валуне имама грозного
Он ждет через полутораста лет.

Но между ними, словно камень брошенный,
Крик Байсунгура: «Не сдавайся в пле-е-н», —
Звенит над вековой гунибской рощею,
Чтоб кануть навсегда в бессмертной мгле.

Фельдмаршал и имам — два лютых ворога,
Как кунаки, сошлись в конце войны…
Орлы над головами их, как вороны,
От зноя августовского пьяны.

Они круги сужают над могилами,
Где те и эти спят последним сном,
И в плавном их кружении магическом
Пророчество судьбы заключено.

Шамиль залюбовался завороженный
Полетом одинокого орла…
Почудилось в тот миг имаму, может быть,
Что это друг его Ахвердилав.