Летят года, как всадник на коне,
Но дальше путь мой от весны к весне,
Бледнее радость, горше неудача.
Буза прозрачна сверху – хмель на дне.
Огонь любви, что был дарован мне,
Под старость разгорается все жарче.
* * *
Люблю я ночи черные, как порох,
Люблю гнездовье отчее – Цада.
Люблю всех женщин я, среди которых
Не знала ты соперниц никогда.
Люблю держать вершину на примете,
И меж границ небесных и земных
Поделены все женщины на свете
Мной на тебя и женщин остальных.
Люблю, когда в распахнутых просторах
Меня несут, мерцая, поезда,
Люблю всех женщин я, среди которых
Не знала ты соперниц никогда.
Стою ли я на скальном парапете
Или плыву вдоль берегов чужих,
Поделены все женщины на свете
Мной на тебя и женщин остальных.
* * *
Я скорбь и радости приемлю
И, пленник мчащихся годин,
Однажды в отческую землю
Сойду, в подножие вершин.
Огромен мир, и в нем при жизни
Друзьями был не беден я.
Меня помянут пусть на тризне
Разноплеменные друзья.
И каждый с Юга иль Востока
И прочей стороны иной
К моей могиле издалека
Горсть привезет земли родной.
И пусть союз друзей единый
Владыча так же, как досель,
Мою могилу под вершиной
Почтит смешением земель.
А женщины,
что мною были
Воспеты возле облаков,
Омоют камень на могиле
Водой из отчих родников.
И принесут с собою тучи
Мне,
как привет из дальних стран,
И сонмы капель, что летучи,
И молний дружеский колчан.
И, может, к будущим напевам
Сквозь надмогильную плиту
Я непирамидальным древом
Пробьюсь, у жизни на счету.
* * *
Больница спит. На улицах темно.
Ворочаюсь – неможется, не спится.
Дела и дни, уплывшие давно, –
Как журавлей осенних вереница.
Перед глазами, как в немом кино,
Мелькают чьи-то дорогие лица.
Одно весельем как вино искрится,
Другое скорбью горькой пленено.
Перебираю, чтоб на миг забыться,
Стихов полузабытые страницы.
О сколько же их было сожжено!
Но вот и Муза рядышком садится.
«Влюбленному до смерти суждено
Божественной бессонницей томиться».