Горянка

Проводит почти каждый вечер
С Юсупом теперь Асият.
То падает дождь им на плечи,
То под ноги листья летят.

Иль купит заранее в кассе
Юсуп два билета в кино
И шепчет там на ухо Асе
Заветное слово одно.

Иль снова они на галерке
В театре бок о бок сидят
И хлопают в шумном восторге,
Чтоб спела еще Рагимат

(Поет свои песни артистка
На десяти языках),
Звучит ли на сцене даргинский
Кумуз у артиста в руках,

Звенит ли волшебницей лакской,
Как будто в ауле, зурна, -
Глядит на любимую с лаской
Юсуп: «Как прелестна она!»

Любви их волшебные нити
Чисты и светлы, как апрель,
Когда Асият в общежитье
Вернется и ляжет в постель,

Она, о Юсупе подумав,
Ресницы смежит и уснет.
И, может быть, вновь к ней угрюмый
Отец в сновиденьях придет.

Ладонь — не приветствия ради —
На сердце положит: болит,
Все чаще приходится за день
Класть руку на сердце, как щит.

Он скажет:
«При людях не в силе
Я гнев свой неправым признать.
Сам выгнал тебя я.
В могиле
Мне было бы легче лежать.

Теперь ни тебя, ни Махача —
Забыл меня, видно, аллах…»
Иль явится мать к ней и, плача,
Вздыхая, промолвит в слезах:

«Одна я и в доме и в поле,
Все валится нынче из рук.
Письмо написала б ты, что ли,
Спасла б меня, дочка, от мук.

Велел бы, шумя для порядка,
Отец его бросить в огонь,
Но сам прочитал бы украдкой,
К груди прижимая ладонь…»

Спит все общежитье устало.
Еще далеко до светла,
Но Ася встревоженно встала,
Настольную лампу зажгла.

И, вспомнив печальную маму,
Достала перо Асият.
В тиши об оконную раму
Дождинки стучат и стучат.

* * *

«Здравствуй, милая мама. Отцу и тебе
Столько шлю пожеланий, согретых приветом,
Сколько желтых песчинок на горной тропе
И травинок на пастбище летом.

Может, весточки этой — пиши не пиши —
Ты не станешь читать, не окажешь ей чести.
Но я — дочка твоя. Как рукой ни маши,
Пальцы все остаются на месте.