Чудак человек

Жил мальчик не с пальчик у белых вершин,
А просто в ауле жил мальчик один.
Салимом он звался,
Грустил и смеялся
Тот маленький мальчик у белых вершин.

Не худеньким был он, а круглым, как блин,
И руки держал, словно ручки кувшин,
И бегать вприпрыжку,
Похожий на пышку,
Ленился тот мальчик у белых вершин.

Давно он открытие сделал одно,
Что сны поутру заменяют кино.
– Глянь, солнце высоко,
Вставай, лежебока! –
Кричала сорока, влетая в окно.

Порою он солнышко путал с огнем
И звезды на небе считал даже днем.
Подучивал телку
Мычать без умолку.
«Чудак человек», – говорили о нем.

А время несло облака в синеве,
Шумело в зеленой и рыжей листве
И каждую зиму
Являлось к Салиму,
Чтоб шапку сменить на его голове.

Средь белого дня, что папаха нова,
Могла б разглядеть и слепая сова,
Папаха сменялась,
Но все ж оставалась
Такой же, как прежде, его голова.

Однажды, лишь день засучил рукава,
Салима отправила мать по дрова:
– Смотри, чтобы ноги
Не спали в дороге!
Тогда ты вернешься часа через два!

Но вот уже гаснет над гребнями гор
Закатного солнца багровый костер.
И ждет на пороге
Мать сына в тревоге,
Салим не вернулся домой до сих пор!

– Ах, мальчик не с пальчик, куда ты исчез? –
Разыскивать сына мать кинулась в лес.
Забывший дорогу,
Быть может, в берлогу
Он вместе с дровами к медведю залез?

Вдруг видит: «Что это? Во гневе никак
Над собственной тенью сын поднял кулак?»
– Во всем безусловно
Одна ты виновна!
Зря слушал советы твои, как дурак!

– Вай, сын мой, где ты пропадаешь весь день,
За что на свою нападаешь ты тень?
Скажи мне на милость.
В чем тень провинилась? –
И, громко вздохнув, мать присела на пень.

– Дойдя до опушки, кто думать бы мог,
Увидел иголку я около ног.
Решил я иголку
Упрятать в кошелку,
А тень подсказала: ты спрячь ее в стог!

Потратил напрасно полдня я почти,
Весь стог перебрав на обратном пути,
Протер из-за тени
До крови колени,
Но медной иголки не смог я найти.

– В стог бросить иголку! Подумал бы все ж!
Знай, глупенький, если такое найдешь,
Не делай промашки,
А сразу к рубашке
Прикалывай, будто бы листики еж!