Чтобы в Лейпцигской галерее
Не оглохло твое дитя
От призывов, угроз, елея
Доморощенного вождя.
Что в соборах поют органы?..
Может, «Аве Марию?"
Нет.
Нынче клавиши стали пьяными
От предчувствия легких побед.
«Айн, цвай, драй1…"
Оглушает своды
И возносится к облакам,
Музыканты открыли ноты
Под названием грозным «Майн кампф2».
То-то грянет сейчас сюита —
Вскинул руку вверх дирижер…
… И когда письмецо Саида,
Наконец, долетит до гор.
Будет мир, как орех, расколот
На две части — добро и зло,
И нагрянувший с запада холод
На восток унесет тепло.
Лишь увядшая ветвь жасмина
Станет напоминать Джамиле
О последнем мгновении мира
На далекой брестской земле.
IV
Еще со времен Ярослава
Над светлой водой Муховца
В жару привечала дубрава
Охотника, смерда, гонца.
И князя со славной дружиной,
Купца из заморских земель…
В затоне желтели кувшинки
И тыкались рыбы о мель.
А ночью над сонным причалом
Крик выпи будил тишину
И зыбь осторожно качала,
Как будто младенца, луну.
Земля эта слышала стоны
И палицы, и тетивы,
Хазарских подков перезвоны
И песни янтарной Литвы.
И польской мазурки веселье
В таинственном блеске свечей,
И шляхты надменной похмелье
Под лязг кровожадных мечей.
Земля эта все испытала:
И срам поражений, и бред
Бесчисленных битв, и опалу,
И славу державных побед.
Но то, что уже неизбежно
Ей вновь испытать предстоит,
Страшнее чащоб беловежских
И в прошлое канувших битв.
Сорок пятая немецкая дивизия —
Тысячи касок на головах,
В которых мысли только о провизии
И о прочих трофейных дарах.
Прославленная дивизия сорок пятая…
Под твоими сапогами стонал Париж,
А Варшава от прицелов твоих попрятала
Мальчишек и голубей спугнула с крыш.
Но все это было репетицией генеральной
Перед спектаклем под названием:
«Совершенно секретно»…
Главный режиссер мнил себя гениальным
И ждал, когда же наступит лето.