I
Горцы говорят: «Пусть не приходит ко мне тот, кто о моем коне не говорит». В эту полушутливую пословицу мои земляки вложили большую правдивую мысль. И действительно, человек с человеком быстрее находят общий язык, когда речь заходит о самом дорогом и заветном.
Родной язык — вот самое дорогое и заветное для каждого человека. И у меня особый интерес вызывает все, что имеет отношение к родному Дагестану и Кавказу. «Кавказ» Пушкина, «В полдневный жар в долине Дагестана…» Лермонтова, «Хаджи-Мурат» Толстого — бесценные сокровища для меня. Тихонов, Павленко, Луговской — их мои земляки называют джигитами. Когда мне выпадает счастье встретиться за пределами Дагестана с человеком, интересующимся Кавказом, я радуюсь, дорожу такой встречей; этот человек кажется особенно близким и родным. С ним легко находится тема для разговора, сразу же возникает взаимный интерес, обнаруживается общность взглядов. Если кто-нибудь упрекнет меня за это в «местничестве», такой недоброжелатель ошибается. Пусть он вспомнит строки:
Как сладкую песню отчизны моей,
Люблю я Кавказ.
Однажды мне довелось побывать в Москве в доме старого друга моего отца, писателя Романа Фатуева, которого я знал с дней юности. Я пришел в дом москвича, а оказался в поэтическом мире Кавказа.
Я с головой окунулся в этот прекрасный мир, почувствовал себя окруженным знакомыми, дорогими мне лицами — людьми, которые разговаривали со мной как занимательные собеседники, доброжелательные советчики, мудрые и суровые учителя. С одними я мог спорить, взгляды других отрицать, а некоторых ненавидеть. Но ни один не был мне безразличен. Каждый входил в круг моих интересов и заставлял размышлять. Книги! Это они окружили меня в квартире давнего друга моей страны. Он сумел собрать книги в таком количестве, что они всюду — на столах, подоконнике, возвышаются на полу. А стеллажи с книгами занимали стены кабинета от пола до потолка. Когда хозяин поднимался по маленькой лестнице взять ту или иную книгу, мне казалось, будто он поднимается к вершине высокой горы, куда еще не ступала ничья нога. Здесь можно спросить обо всем: и совсем неожиданном, и общеизвестном; как птицу на лету, брал хозяин в руки книгу, редкую книгу — такими редкими бывают только стародавние друзья.
Книги! Большинство их гораздо старше меня. Они для меня новость, откровение. Листаю их и говорю: «Как вы были мне необходимы! Но я не знал о вас в школе, о вас не говорили мне учителя, студенты в институтах вас не изучают. Я пишу стихи, не встретив вас… Летопись моего Дагестана! Откуда ты? Как ты сюда попала? Я давным-давно искал встречи с тобой. Но найти тебя очень нелегко».
Здесь, у книжных полок, родился этот разговор о необыкновенном собрании книг, посвященных Кавказу.
II
Роман Фатуев, собирая материалы для исторического романа о Кавказе, в 1929 году отправился в Дербент в надежде что-либо узнать о пребывании там декабриста А. Бестужева. У одного из старожилов города, учителя русского языка П. Спасского, он увидел экземпляр «Московского телеграфа» с началом кавказской повести А. Бестужева-Марлинского «Аммалат-Бек». Книга была подарена автором жене коменданта Дербента Таисии Максимовне Шнитковой, о чем гласила надпись на книге. Т. М. Шниткова, в свою очередь, подарила ее своей старшей дочери. В 1847 году в Дербент приезжал Александр Дюма-отец, и девушка, прекрасно владевшая французским языком, была его гидом по древнему городу. Она-то и показала Дюма могилу невесты Бестужева Ольги Нестерцовой. На этой могиле возвышалось большое надгробие, на котором рукою А. Бестужева была высечена роза и разбивающая ее молния, а наверху надпись «Судьба». Дюма, восхищенный рассказом о романтической любви Бестужева к простой девушке, создал в 1848 году поэтический экспромт. На внутренней стороне обложки «Московского телеграфа» Шниткова по-французски записала этот экспромт-четверостишие:
Она достигла двадцати, она любила,
она была прекрасна.
Но в один из вечеров судьба сразила ее,
Как розу, лишившуюся листьев от ветра.
О земля вечного успокоения, не тяготи ее.
Она так мало отягощала собою землю живых.
Таким образом, маленькая книжечка «Московского телеграфа» представляла двойной интерес: она воссоздала историю взаимоотношений декабриста А. Бестужева с дружной семьей коменданта Дербента Ф. Шниткова и была связана с приездом в Дербент прославленного французского романиста. Одним ключом открыла два сундука. Это альманах с автографом А. Бестужева послужил поводом для поисков других книг, имеющих отношение к его очень обширной библиотеке. Бестужев, сосланный на Кавказ, прожил в Дербенте более трех лет. Рядовой Грузинского десятого батальона, он нес все солдатские тяготы, не оставляя «ни на один день» своих литературных занятий. За время пребывания в Дербенте им были написаны все лучшие, принесшие ему огромную славу произведения: «Аммалат-Бек», «Мулла-Нур», «Письма из Дагестана», «Прощание с Каспием».
«За усердие в службе» комендант Дербентского гарнизона Ф. Шнитков разрешил ему жить не в казарме, а на частной квартире. Две небольшие комнатки стали средоточием культурной жизни не только для дербентцев, но и для всех офицеров, находившихся на линии.
Сестра А. Бестужева Елена Александровна регулярно отправляла ему все выходившие новинки, и за короткий срок в квартире писателя-декабриста образовалась неплохая библиотека. Человек редкой образованности и разнообразных знаний, он интересовался буквально всем, и его письма к сестре неизменно заканчивались слезной просьбой выслать ту или иную книжку.
После трагической гибели его невесты Ольги Нестерцовой Бестужев был переведен из Дербента. Всю свою библиотеку он роздал друзьям и знакомым. Особенно ценные книги он подарил М. Шнитковой.
Найти книги с автографом А. Бестужева стало целью поисков Романа Фатуева. И они им были найдены, а в процессе поисков обнаружены и другие, не менее важные. К ним относится собрание сочинений А. Бестужева «Русские повести и рассказы» без указания на титуле имени автора. На первой книге (части) имеется дарственная надпись А. Бестужева его сестре Елене Александровне.
Библиотека декабриста — первая русская библиотека на Северном Кавказе. Из других частных собраний (в те годы на Кавказе не существовало публичных библиотек) замечательными были: Шамиля (на арабском языке) и необыкновенная по своему масштабу и ценности родовая библиотека князя Семена Михайловича Воронцова.
Отступая в 1859 году на Гуниб, Шамиль имел два, а по некоторым сведениям — четыре воза книг. Генерал Барятинский получил в качестве трофея все боевое снаряжение своего прославленного пленника: расшитое золотом парадное седло, уздечку, саблю и… драгоценное собрание его книг. Сосланный на жительство в Калугу, Шамиль попросил вернуть ему хотя бы часть его библиотеки, и Барятинский уступил его просьбе. Но, увы, книг сохранилось очень мало: они были разобраны офицерами «на память», и библиотеку Шамиля пришлось комплектовать из государственных книгохранилищ.
Отправляясь в Мекку, Шамиль наиболее любимые книги взял с собою, а остальные оставил в Калуге. В дальнейшем эти книги были куплены наследниками известного калужского книготорговца Ивана Антипова. За большую цену их уступали любителям книжных редкостей или просто охотникам до «уников».
И вот, наконец, история третьей, самой замечательной кавказской библиотеки — родовой библиотеки Воронцовых.
Эту библиотеку более ста лет собирали канцлер императрицы Елизаветы Петровны граф Михаил Илларионович, его племянники Александр и Семен Романовичи, сын и внук последнего — Михаил Семенович и Семен Михайлович. Марья Васильевна (портрет которой блестяще дал Л. Н. Толстой в «Хаджи-Мурате»), унаследовав от мужа Алупкинский дворец, щедро одаривала книгами своих многочисленных знакомых.
Ближайшие друзья княгини, видя ее бессмысленную щедрость, ради сохранения уникальной библиотеки уговорили пожертвовать ее какой-нибудь общественной организации. Великосветская львица, не знавшая счета деньгам, уступив просьбам знакомых, под конец жизни сделала доброе дело: пожертвовала библиотеку (уже значительно обедненную) Новороссийскому университету. В течение долгого времени библиотека находилась в неразобранном виде и, как выяснилось в дальнейшем, оказалась частично расхищенной.
Вот потому-то в букинистических магазинах нет-нет да и появится книга в красном переплете, тисненная золотом по сафьяновому корешку и украшенная экслибрисом князей Воронцовых.
III
Мне посчастливилось услышать увлекательное повествование о книгах А. Бестужева, о рукописях из архива князей Воронцовых, о неизвестных воспоминаниях многочисленных посетителей Шамиля в Калуге, о старинных кавказских гравюрах, о фронтовых письмах Эффенди Капиева. Чем больше я знакомился с этими материалами, тем больше убеждался в плодотворности такого рода коллекционирования и восхищался тем энтузиазмом, с каким это делается. Быть может, благодаря таким энтузиастам-книголюбам многое будет сохранено и обретет свою вторую жизнь. Тематический подбор книг, как правило, сопряжен с постоянными, я сказал бы, неустанными, поисками различных изданий, представляющих не только библиографический, но и исторический интерес.
Библиофил ставит себе задачу — найти книги, о которых имеется смутное упоминание в мемуарах современников или научных исследованиях. Иногда такие поиски заканчиваются успехом, и собрание пополняется новой, редкой находкой, обнаруженной при совершенно неожиданных обстоятельствах. Каждая такая книга-«одиночка», затерявшаяся среди многих других, попадая в руки настоящего знатока и ценителя, раскрывает не только свое содержание, но и многое, скрытое для непосвященного человека. Эти книги с авторскими дарственными надписями, с пометками их бывшего владельца — книги своей, неповторимой судьбы: о них можно создавать рассказы, как о живом, одухотворенном существе.
В поисках книг из библиотеки Шамиля Роман Фатуев выехал вместе с известным московским букинистом И. Фадеевым в Калугу. И счастье улыбнулось ему. Правда, книги Шамиля не были найдены, зато в руки книголюба попала большая конторская книга, в которую содержатель калужской гостиницы записывал рассказы побывавших у Шамиля русских офицеров и самих калужан. В этих записях много любопытного: сведения о пребывании семьи Шамиля в Калуге, о приставленном к нему приставе Руновском.
Позднее в Ленинграде, в личном архиве известного книгопродавца-антиквара В. Клочкова, Роман Фатуев обнаружил книги из петербургского дома князя Воронцова, а затем в домашней библиотеке, когда-то принадлежавшей русификатору Ильминскому, —несколько старинных изданий и рукописей «по образованию и просвещению инородцев Северного Кавказа», главным образом об осетинах, кабардинцах и кумыках.
Книги из собраний сами по себе представляли библиографическую ценность. Так постепенно, из года в год, и создавалась кавказская библиотека Романа Фатуева.
IV
Разумеется, дать хотя бы суммарно перечень книг библиотеки Фатуева невозможно. Если обратиться к простому перечню авторов — историков Кавказа, то придется назвать почти все известные имена. Хотелось бы особенно упомянуть о некоторых из книг. Возьму их на выбор, без какой-либо системы или плана.
Три тома Новоселова «Кавказцы, или Подвиги и жизнь замечательных лиц, действующих на Кавказе» с чудесными рисунками Задервейда.
Все сорок шесть «Сборников материалов для описания местностей и племен Кавказа» (по воспоминаниям писателя Льва Пасынкова, А. М. Горький так определил их значение для писателей: это поистине неисчерпаемый кладезь лучшего, что есть в народе для каждого, кто пишет о Кавказе). Все десять выпусков «Сборников сведений о кавказских горцах». Как известно, этими сборниками пользовался Л. Н. Толстой во время работы над «Хаджи-Муратом». Все выпуски «Записок Терского общества любителей казачьей старины». Все три части обширного исследования Самуила Готлиба Гмелина «Путешествие по России», изданного в 1771—1785 годах.
Невозможно перечислить все другие «уники» библиотеки — это заняло бы слишком много места! Но о некоторых из них мне хочется сказать несколько слов. Прежде всего — это подборка книг о знаменитых кавказских абреках. История почти всех русских полков, когда-либо воевавших или расквартированных на Кавказе. Различные материалы, относящиеся к жизни генерала А. П. Ермолова, вплоть до его лубочного портрета, выпущенного в 1920 году. Все сводки Информбюро, относящиеся к Кавказу, за время Великой Отечественной войны. Газетные статьи, заметки, очерки о боевых буднях на Кавказе, тщательно подобранные и систематизированные листовки, прокламации, газеты… Не могу не упомянуть и о книгах, «изданных» в единственном экземпляре. Что это за книги? Это подборка газетных вырезок на определенную тему, а также вырезки из журналов и брошюр.
Не выходя из этой комнаты, можно написать несколько кандидатских и даже докторских диссертаций. Здесь под рукой и картотека, и два тома описи материалов — все систематизировано по темам, есть целые подборки документов, заметок, выписки из архивных материалов. Садись и работай!
Изумляют кропотливость и любовное отношение к этим поистине необычайным материалам, знание и умение найти их, и не только найти, но и узнать их историю. Каждая книга, гравюра, беглый карандашный набросок— все оживает в руках владельцев, приобретает особый интерес и значение, когда ты ближе узнаешь судьбу «немых свидетелей прошлого».
Отрадно думать, что есть люди, посвящающие свой досуг и свои знания столь благородному и нужному делу! В данном случае собрание на довольно узкую тематику не является для собирателя самоцелью — оно имеет конкретную практическую и, я сказал бы, глубоко деловую основу: книги широко используются их владельцем в повседневной работе, а также теми, кто в них нуждается.
П. А. Павленко в годы написания исторической хроники «Шамиль» пользовался этими книгами, с ними работал дагестанский историк А. Тахо-Годи во время создания монографии «История Дагестана», профессор Г. А. Кокиев, знаток кубачинского прикладного искусства Е. Ш. Шилинг.
Я не кавказовед-историк, не этнограф, не археолог, но в какой-то степени библиофил, и, если у меня появляется возможность, я с радостью приобретаю книгу о Кавказе, дорожу ею и бережно храню. Однако такие случаи бывают редко: старинные книги о Кавказе, так же как и старые друзья, встречаются все реже и реже. Почти любая из них — уже библиографическая редкость, и когда ты ее находишь — это праздник. Вот почему особенно понимаешь, сколько надо было затратить времени и приложить старания, чтобы собрать подобную книжную галерею, насчитывающую почти пять тысяч экземпляров. И как хорошо это сделано!
Да, когда листаешь страницы этих редких книг, еще дороже и ближе становится родной край, любимый Дагестан, весь Кавказ, которые привлекли внимание стольких певцов и полководцев, художников и ученых, государственных деятелей, и путешественников, и ненавистных чужеземных врагов. Сейчас, когда идет большой разговор об охране памятников культуры, для меня прежде всего это книги. Они не только памятники — они живые свидетели, рассказывающие нам о большой судьбе разных народов Кавказа. В тысячелетнем дагестанском городе Дербенте почетным гостям вручают ключи от городских ворот, для меня ключами, открывающими ворота моего Дагестана, являются книги о нем. Таких ключей от замков Кавказа много в московской «сакле» моего друга, друга моего отца и всего Дагестана, большого труженика Романа Максимовича Фатуева.
А. С. Пушкин, умирая, взглянул на книжные полки и прошептал: «Прощайте, друзья!» Мне же, когда я нахожусь в окружении собранных воедино кавказских книг, хочется воскликнуть: «Здравствуйте, друзья! Как отрадно мне быть в вашем тесном кругу! И как мне тоскливо, когда вас не вижу, как будто я потерял ключ от родной сакли».
1981