Сказание о Хочбаре, уздене из аула Гидатль, о Кази-кумухском хане, о Хунзахском нуцале и его дочери Саадат

К единству надо бы стремиться,
Но каждый зол, спесив, жесток.
И бьется мысль твоя, как птица,
Что ловко поймана в силок.


К тому же – честь. Допустим, гостя
Убьешь ты, злостью обуян.
Но, потеряв характер горцев,
Мы потеряем Дагестан.


Две песни существуют вместе,
На выбор каждому даны.
Одна о мужестве, и чести,
И о заветах старины.


Другая, знаешь сам – какая.
В ней трусость, низость и позор.
Не промахнись же, выбирая,
Не очерни аварских гор.


Пора, Нуцал, тебе решиться.
Я предложил, я жду ответ.
Не медли, солнце уж садится
За гидатлинский наш хребет.

V

Но у Нуцала нет решенья,
Молчит, не сводит с гостя глаз.
В душе его одно сомненье
Другим сменяется тотчас.


А вдруг, болтающий о чести,
Хочбар поступит словно вор
И увезет в Гидатль невесту,
Схватив, как горлицу орел?


Потом в Хунзах приедут сваты,
Пора, мол, породниться нам.
Зять – богатырь, а тесть – богатый,
Ударим, что ли, по рукам?


От мыслей ум за ум заходит,
С гримасой боли на лице,
Схватившись за голову, бродит
Он по палатам во дворце.


Ни разу не было такого,
Раскинь умом и вдаль, и вширь.
И терпеливо ждет в оковах
Хочбар, абрек и богатырь.


Но, видно, лопнуло терпенье,
Тяжелой цепью забряцал
И тихо, с грустным сожаленьем
Он говорит: «Эх ты, Нуцал...


Не для того седлал коня я
И закрутил свои усы,
Чтоб, честь невесты охраняя,
Отрезать две ее косы.


Не для того папаху трижды
Я на затылке заломил,
Чтобы прослыть в горах бесстыжим.
Я слов на ветер не сорил


Ни разу в жизни. Если б надо,
Дорогу к хану знаю я,
И там ждала б меня награда,
Но мне дороже честь моя.


Когда б задумал я нажиться
И нанести тебе урон,
То из аула гидатлинцы
Меня бы вышвырнули вон.


Обычай соблюдая старый,
Потом от сакли до воды
Золой посыпали б, пожалуй,
Мои поганые следы.


Тогда любой юнец безусый
Смеяться надо мной бы мог,
Затем, что трус и хуже труса,
Кто женщину не уберег.