В рабочем кабинете под трель телефонных звонков
Недавно я был в Англии и от многих там слышал, что духовная столица мира сегодня — Россия, Советский Союз. Еще недавно мало интересовались тем, что у нас происходило. А нынче на Москву смотрит действительно весь мир. Смотрит с надеждой, с озабоченностью: победит ли перестройка? Я тоже задаюсь этим вопросом. Да, мы против культа личности, против насилия, против нарушения прав человека. Но я вижу ростки культа должности, препоны со стороны чиновников.
По нашим аульским законам вначале всегда старшего спрашивают, того, кто больше звезд видел. А сейчас собрания откладываются, свадьбы откладываются... Ждут, пока районный милиционер приедет, он «должность» привезет с собой, без которой нельзя начинать мероприятие. Я, естественно, не против должностей, но не следует преувеличивать их значение в каждом людском деле.
Ко мне, как к депутату, приходят люди: «Помогите попасть к тому-то и к тому-то». Мне уже кажется, что к министру простому человеку попасть невозможно. Тысячи людей ищут правду. Тысячи людей стоят в очередях канцелярий, пребывая в бесконечных ненужных командировках, отпусках за свой счет.
Сама наша борьба с бюрократизмом превращается подчас в говорильню. По-прежнему много различных бумаг, много пустых решений! Каждый день какие-то инициативы появляются. Но надо же старые доводить до ума, не забывать о них. Чувствую, заседаний стало больше, во всяком случае, в наших писательских организациях. И многие нерезультативны. Ибо на них занудство и тоска.
Литературное мастерство стало наследственным делом. В Литературном институте учились отцы, а ныне учатся их дети и внуки. Я бы назвал это родственным эгоизмом.
Эгоизм этот и в науке есть. И в искусстве. И в дипломатии. Даже в торговле. Слышал я такое недавно: на родственном совете решили одного представителя клана «сделать» Героем Социалистического Труда (и все труды приписали ему одному). Что бы вы думали? Удалось.
Не нравится мне и суета некоторых уже немолодых писателей, которые поскромнее должны себя вести. Они считают, что перестройка благодаря им наступила. Да, настал черед Пастернака. Но ведь не секрет, что иные из этих «немолодых» голосовали за исключение Пастернака. Никто из нынешних радетелей имени великого поэта не выступил в свое время в его защиту. А ведь они знали уже тогда все его стихи, все его произведения, знали, что он подарил России прекрасные переводы Шекспира, Гёте, Бараташвили. Отчего же молчали?
О Твардовском много говорят и пишут. Твердят, что музей Твардовского надо открывать, и все такое... Но, дорогие мои, сходите на его могилу. Посмотрите, в каком она запущенном состоянии. Хоть бы цветок положили. Где были те или иные из нынешних смелых, когда на публикации «Нового мира» сочинялись коллективные письма под названием «Привлечь к ответственности за...»? Где были они, когда травили Твардовского, уже больного, лежачего?! Почему же тогда не защитили большого поэта?
Последние годы мне посчастливилось, я очень дружил с Твардовским. Я не люблю хвастаться документами, но есть его письма ко мне, он приходил ко мне в гостиницу, я бывал у него дома. Что меня лично в нем привлекало? Отличное знание всей европейской, восточной поэзии, Хафиза, влюбленность в китайскую поэзию. Он был скромен. И в статьях своих, и в разговорах, и в делах. Был самостоятелен, самобытен. Никогда не стремился кому-то понравиться.
Вспоминаю знаменитый бар около Литинститута. Частенько я там бывал. Приходил и он. Не забыть задушевных разговоров. Мои стихи, честно говоря, он никогда не хвалил, а «Мой Дагестан» напечатал.
Стал я членом редколлегии «Нового мира». «Литературная Россия», членом редколлегии которой я был тогда, написала гнусную статью о «Новом мире» и об Александре Трифоновиче. Твардовский мне говорит: «Я написал протест, и ты, если хочешь, выбирай между мной и «Лит. Россией».
Он меня другом считал, но я не могу себя назвать его другом. Он для меня слишком могучий человек. Он не любил почему-то ездить в республики, но ко мне приезжал вместе с женой Марией Илларионовной. Показал я ему места Хаджи-Мурата. Помню, как я Марии Илларионовне собирал цветы, и он говорил: «Я травы люблю».
Я не видел его ни разу записывающим что-либо в записную книжку. Все старался запомнить. Как хорошо, что в моем архиве сохранилось много снимков о пребывании Твардовского в Дагестане! Глядя на них, я ощущаю, каким духовно богатым он был.
Поэтому поэму «Два сердца», написанную давно, я дал Твардовскому на прочтение. Он ответил мне письмом, которое я, конечно, храню. Письмо было суровым, Александр Трифонович резко меня критиковал. Я не обиделся на него за это, хотя считаю, что он не во всем прав. Зря Твардовского считают безгрешным. Безгрешных людей нет. И я уважаю его так, как, быть может, мало кто уважает. Это великий писатель. Но у него тоже были грехи. Быть может, в чем-то он был неискренен. Время было иное. Вообще история разберется.
Письмо его, хочу вернуться к этому, меня удивило. Он корил меня за то, что я беру тему из загробной жизни, что я якобы у кого-то перенял художественные приемы. Возможно, на себя намекал. Если так рассуждать, Твардовский в своем «Теркине на том свете» тоже не нов. Сколько до него было написано об аде и рае... Потом я понял, в чем дело, почему Александр Трифонович разъярился на меня. Его покоробило то, что свою поэму я читал какой-то другой персоне. А ему об этом сказали. Да, читал, но ведь это было моим правом. Персона — тогдашний редактор «Известий» Алексей Аджубей. Поэму мою он не напечатал. Так она пролежала в столе 25 лет.
Твардовский называл себя другом, но на самом деле он был моим учителем. Но этого он никогда не подчеркивал. Не выпячивал свое наставничество, свое учительство. Его поэзия была на стороне слабых, рядовых людей. А мы очень часто были на стороне сильных. Хотя это противоречит природе, природе литературы, мы как бы сало мажем маслом.
Меня всегда трогало, как дружили Фадеев, Федин, Светлов, Смеляков. Все встречались в ЦДЛ за чаем или бокалом вина, подолгу засиживались за дружеской беседой. Единственно Твардовский мне однажды сказал: «В ЦДЛ не ходи. Если хочешь выпить, иди в другое место».
Среди развалин древнего Дербента
Откуда только пошла гулять пресловутая формула о «поклонении перед Западом»? Преклоняться перед Гёте, перед Флобером, перед Гейне, преклоняться перед японской поэзией или китайской поэзией Ду Фу — разве плохо?!
С другой, правда, стороны, взаимовлияние Запада и Востока нивелирует национальные черты.
Быстрые побеги дает лишь национализм, подлинный интернационализм труднее воспитать. Вот примеры. Дагестанец женится на русской. Это преподносится как факт интернационализма. А дело-то все в самом элементарном и банальном: полюбили друг друга молодые. Или в колхозе работают люди пяти различных национальностей, и живут они мирно, дружно. Плоды интернационализма! — кричат твердолобые догматики. Значит, если колхозники намылят друг другу шею, не поделив, допустим, очередь за импортной косметикой, — это национализм? Глупость! Вообще-то мне кажется, что в Дагестане проблемы интернационального воспитания разрешены лучше, потому что в многоязычной нашей республике сама жизнь этого требовала. У нас есть места, которые освящены близостью людей разных национальностей. Конечно, великий русский язык стал для всех нас объединяющим вторым языком. Да, я поддерживаю двуязычие, билингвизм. Я согласен с Чингизом Айтматовым — это выход из положения. Двуязычие для наших народов — это как бы два родных языка.
Но двуязычие нельзя насаждать. Я говорю о своем народе, а дело грузин или эстонцев — принимать билингвизм или нет. Я считаю, чем больше языков знаешь, тем лучше. Для малочисленных народностей это особенно важно. Литературой оправдано: Чингиз Айтматов пишет по-русски, Эффенди Капиев писал по-русски, Фазиль Искандер пишет по-русски. А вообще человек должен знать не только свой родной язык. Помните чьи-то слова: сколько ты знаешь языков, столько раз ты человек. Я рад был бы сейчас и английским владеть, и французским. Но увы... Новое поколение, думаю, будет образованнее нас, а значит, «интернациональнее».
Языки, с материнским молоком впитанные, не исчезают со временем. И идет сейчас процесс не исчезновения, а утверждения языков. Только в последние годы в Дагестане созданы детские и взрослые журналы на пяти родных языках.
Без языка и без истории народа нет. Мой народ, быть может, не такой великий, но история дагестанского народа и богата, и поучительна. Все в ней переплелось: и беды, и радости человеческие. Так зачем обижать мой народ, кому этого хочется?! Тем не менее я читал в одной статье об исламе, что надо, дескать, переименовать те или иные названия или имена, связанные с религией. Я не за ислам, но оттого, что я буду Василий Гамзатов, а не Расул Гамзатов, ему что, автору той статьи, полегчает?
Даже название ансамбля «Ялла» похоже по звучанию на слово «аллах». Народ сам себя создает, сам выбирает себе имена. Насилие здесь бесплодно. Когда в свое время уничтожали мечети, уничтожали и историю, и архитектуру, и культуру народа.
Я с подозрением гляжу на людей, которые высокомерно говорят про историю других народов: «Приукрашивание...» В Узбекистане — древняя история. В Грузии — древняя история, в Армении — древняя история. Разве можно сомневаться в этом? Да и зачем? Что есть, то есть. Чья-то история моложе, чья-то древнее, глубже. Надо изучать друг друга. А не завидовать. Это же прекрасно, когда народы будут знать историю друг друга. Ведь столько еще непознанного в любой истории. Да, к примеру, русских людей повсюду встречают как старших братьев. Но элемент недоверия вызывают назначения, допустим, в хлопковые районы людей из Рязани. В этом видится некоторый просчет. Это дает пищу для разжигания националистических настроений.
Сейчас нужен культ человека. Не культ должности, а культ человека. Даже в 1937 году мы пели: «Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек». Но вольно дышать — это не только жить у себя дома, но и мир посмотреть, по Парижу поездить, лондонского тумана вдохнуть. Надо чаще выезжать за границу. Не общаясь с зарубежными странами, не имея научно-технических обменов, литературных, культурных связей, как можно двигаться вперед? Хорошо, что много в этом отношении сделано XX и XXII съездами партии. Надо срочно облегчить человеку оформление поездок за границу, снять нервозность в этих делах. Сколько комиссий надо пройти, бумаг оформить, чтобы выехать за рубеж! Ощущаю это на себе. В конце концов я не прогуливаться еду, а по литературным, государственным делам.
Образование получить у нас подчас тоже бюрократическая волокита. Зачем, к примеру, человеку из республики писать сочинение на русском языке? Меня старославянский язык обязывали учить. Мне он нужен сегодня? Ни разу не пригодился. Наверное, знание старославянского нелишне, но лично у меня такой надобности не было. Так вот, за сочинение с ошибками абитуриент из республики не попадает в институт. Считаю, что это несправедливо.
Как необходима сегодня тесная связь между людьми, народами! Есть у нас телефонная связь (правда, половина телефонов не работает), есть почтовые связи. Вот душевных связей больше надо, они самые главные.