— Раньше большую роль в писательской жизни играл Литфонд: заботился о литераторах, поддерживал, оплачивал многие расходы, в том числе построчные и литературные переводы. Какова его судьба сегодня? Помогает ли дагестанским писателям Литфонд Союза писателей России?
— Литфонд и бюро пропаганды СП России нам сейчас не дают ни копейки. Распродают свои базы, дома творчества. В нашем Литфонде тоже почти нет денег. Но из того, что есть, мы стараемся помогать писателям. Правительство установило республиканские стипендии, литературные пенсии, оказывает единовременную помощь нуждающимся писателям по нашей просьбе. К сожалению, Литфондом сейчас не оплачиваются ни переводы, ни рецензии. Трудно оценить произведение, если оно не переведено с родного языка.
— Останется ли, по-вашему, в истории литература сегодняшнего дня?
— Литература будет всегда, но не все в ней останется. Конечно, останутся многие бессмертные строки Сулеймана Стальского, Гамзата Цадасы, Бадави Рамазанова и других. А что касается сегодняшних — большое, как известно, видится на расстоянье. Но лучшее, что есть, не может никуда исчезнуть. Конечно, крикливые и хвастливые деятели вряд ли останутся в истории литературы, потому что литературе противопоказано самомнение, ей рекомендовано сомнение. Литературе больше подходит самокритика, чем самореклама.
— Не считаете ли Вы, что писательский голос несколько ослаб, снизилась его значимость в общественно-политической жизни общества?
— Не надо лириков путать с политиками, родину — с государством. Государственные писатели — это редкое явление, в отличие от писателей родины, земли, любви. Одних нужда, других — стремление к вершинам заставляет воспевать не то, что нужно. Воспевают всякие кампании. Одно время была в моде химия, писали поэмы о химии-ханум, нескончаемой темой было электричество. А ведь в дагестанской поэзии есть всего три струны — песни о битвах, песни любви и песни социальные. Все зависит от того, кто и как написал.
Гамзат Цадаса, наверное, считал себя третьей струной, он боролся за социальную справедливость. Махмуд считал главной струной песнь любви. Но сейчас, когда все поголовно пишут о любви, ничего выразительного не получается, потому что нет любимой, а если есть, то она, как в чадре. У любимой должно быть свое имя, свое лицо, свои глаза. Но они же не рисуют ее портрет! Ведь мы же знаем историю — любви Есенина, Блока, Маяковского, Махмуда.
В дагестанской литературе навечно останутся имена Махмуда, Щазы, Батырая и других. Они больше чем поэты. Но, к сожалению, многие наши поэты — меньше чем поэты.
— Можно ли назвать катастрофическим сегодняшнее положение с изданием национальной литературы?
— Скорее это можно назвать невнимательным отношением к национальным вопросам, к национальной литературе. Сейчас ни в одном московском журнале в редколлегии нет ни одного национального писателя, а раньше были. Отказались от проведения Дней национальных культур. Даже в Литинститут, который был школой национальной литературы, сейчас не принимают тех, кто не пишет на русском языке. Если бы так было раньше, то я не попал бы в этот институт. Зато у нас в Дагестане плодотворно работают писатели всех национальностей. В этом году издано более 30 книг на разных языках нашим книжным издательством. Я бы даже сказал, что у нас издание книг опережает их написание. Издаются антологии дагестанской поэзии, прозы, драматургии.
— С этим же вопросом перекликается судьба детской дагестанской литературы.
— Сейчас Институт языка, литературы и искусства им. Г. Цадасы выпустил специальную книгу по детской литературе. Хотя издательство из коммерческих соображений часто путает детскую и взрослую литературу. Но тот факт, что в 1934 году у нас не было ни одного детского писателя, а сейчас их целый отряд говорит сам за себя.
— В связи со сложностями издания не настало ли время для организации частных книжных издательств, которым авторы могут предлагать свои произведения?
— Я человек традиционный и предпочитаю государственное издательское дело. Я против цензуры в литературе, но когда она превращается в товар частного лица, который учитывает лишь потребу сегодняшнего дня, включая порнографию, скандалы, нецензурный язык, — это вредит литературе и читателю. А поскольку частное издательство на убытки не пойдет, то читатель будет не защищен от всякого литературного хлама. К тому же книги на любых языках народов Дагестана без государственной дотации будут убыточны.
— Вашей мечтой было построить в республике театр поэзии. Осуществимо ли это?
— У меня много идей, только осуществлять их некому. Если бы был театр поэзии, он бы не был убыточным. Ведь как много поклонников поэзии приходят сегодня на творческие вечера? А был бы театр, можно было бы организовать настоящие праздники искусства.
— Не секрет, что многие талантливые литераторы спиваются. Это удел талантливых людей?
— Боюсь, что это стало единственной формой борьбы против существующих порядков. Безысходность.
— В наши дни трудно выжить отдельным творческим союзам, в том числе и Союзу писателей. Может, есть смысл объединиться и создать ассоциацию творческих союзов?
— Я за это ратовал лет 20-30 назад. Мне представляется, что такой союз был бы более содержательным, с общим клубом, рестораном и т. п. Можно было бы приятно совместить живопись, музыку, литературу, театр. Ведь у творческой интеллигенции есть общие цели, проблемы. Но этого нет, и многие всякому объединению сопротивляются.
— Как Вы относитесь ко времени своего творческого взлета в советской литературе? Что, по-вашему, из Расула Гамзатова останется в памяти потомков?
— Что останется — я не могу сказать. Мне нравится, что я пишу сегодня, а завтра бываю этим разочарован. Тяжело быть судьей своим произведениям. Ведь поэзия — это настроение. Я даже удивлен, что многое из моего творчества любят и помнят читатели.
— Расул Гамзатович, а что в Вашей жизни значили и значат женщины, не считая жены Патимат и дочерей?
— Я их с детских лет люблю. Для меня женщина — все, без нее ничего нет. Женщины и дарят нам вдохновение, и убивают его в нас. Но, по-моему, я женщинам никогда не изменял, хотя они зачастую не были мне преданны.
— Что видится Вам в творческих замыслах?
— Поэт не живет будущим, он — в настоящем. Еще Шамиль сказал: кто о последствиях думает — из того храбреца не выйдет. Поэзия — это волнение. Это волнение Поэт должен поймать, как птицу на лету. Если в людях есть волнение, то сердце по сердцу скучает. Но для поэзии этого мало, надо еще, чтобы мысль по мысли скучала, чтобы волнение было философски осмыслено. И это еще не поэзия, когда есть чувство и есть мысль. Нужна еще музыка. Музыкальное начало особенно важно в горской поэзии. Еще нужны живописность, красочность слов. Сегодня многие поэты пишут без красок.
Поэт не должен страшиться смерти, он должен бояться позора. Он всегда поет две песни — о жизни и о смерти. Но его мысли должны устремляться в бессмертие.
— Как Вам видится писательский дом хотя бы в недалеком будущем?
— У каждого писателя должен быть свой дом, очаг, семья. Вторым домом для них является литературный дом. И, конечно, он должен быть лишен канцелярщины. К сожалению, наш писательский дом не столь уютен, как хотелось бы. Я пытался преобразить его, но пока желаемое не удалось сделать действительным. Но двери нашего писательского дома всегда открыты, и сюда охотно заходят не только любители литературы.
— Спасибо Вам, и еще раз с юбилеем дагестанской писательской организации.
Беседовала Надежда ТУЗОВА
«Дагестанская правда»,
№188, (21272), 21 сентября 1995 года.